Анна Павловна. Ах, папенька!
Оброшенов. Что «папенька»! А ты, дочка, не суди! Вот кабы я паясничал да пропивал деньги-то, вот тогда бы я был виноват. А то я деньги-то домой носил, все до копеечки. Делового народу, ученого тогда меньше было, наш брат, горемыка-подьячий, был в ходу, деньги так и огребали. Много ли я тогда получал, знаешь ли? Тысяч шесть ассигнациями. Ого-го-го! Вот оно что! И теперь еще все говорят, что у меня много денег, что я их спрятал. А ты знаешь, есть ли у меня деньги. Ваша мать хозяйка была отличная, дома у меня рай был. На стороне, в людях, я шут, я паяц; а ты меня дома посмотри! Тут я отец семейства, жену мою все уважали, дети – ангелы. Эка важность, что меня шутом зовут! Ты и не жалей меня, Аннушка! Я таковский! Что я такое? Дрянной старичишка, никуда негодящий! Пускай смеются, коли им нравится, мне все равно. Они смеются, а я, как птица в гнездо, таскаю, прибираю свое гнездышко да детей кормлю. Для меня только ты да Верочка на свете и людей-то, больше я и знать никого не хочу.
Анна Павловна. Мы оба с вами, папенька, для одной Верочки живем.
Оброшенов. Избаловали мы ее с тобой. Хе-хе-хе! Вот теперь и нянчись с ней!
Анна Павловна. Да как же не баловать-то ее! Она такая милочка. Кого же нам с вами и любить-то, как не ее? больше некого. А ведь кого-нибудь надо любить, без этого жить нельзя.
Оброшенов. Ну да, само собой. (Делает серьезную мину.) А что ты скажешь насчет жениха? То есть насчет Саши?
Анна Павловна. Кажется, хорош.
Оброшенов. Хорош, хорош. Это я сам нашел. Ну уж и хлопот было. Трудно нынче хорошего-то найти. А ей нравится?
Анна Павловна. Ведь она еще ребенок. Кто же ее знает; кажется, нравится.
Оброшенов (таинственно). Хожу я это по судам-то, приглядываю; ходил долго; вдруг вижу, мальчик такой смирный сидит. Я стороной узнавать. Говорят, сирота; поведения, сказывают, хорошего, воспитывался у матери в строгости; с приказными не водится, по трактирам не ходит. Его-то, мол, нам и нужно. Познакомился, да вот дело и вышло. Ведь хорош?
Анна Павловна. Хорош, папенька.
Оброшенов (таинственно). Руки просил третьего дня. Я было отнекиваться стал – нарочно; так в слезы: умираю, говорит, от любви.
Анна Павловна. Что же вы?
Оброшенов. Ну, я и рад; велел с Верочкой поговорить. О приданом не заикается. Денег бы, говорит, нужно мне рублей триста. Ну, денег, говорю, не припасено для тебя. Дом, говорю, вам купил в две тысячи, вот и будет с тебя, а денег ни копейки. А я и дом-то, Аннушка, нарочно купить поторопился; не хватало денег, так призанял; потому деньги они могут истратить, люди еще молодые; а дом-то им на всю жизнь. Очень приставал об деньгах: я, говорит, вам после отдам; ну, да нет, так где же взять? Самому до крайности нужны, да нет, и занять не у кого. Я понимаю, на что ему нужны деньги. Ему на свадьбу, перед товарищами хочет себя показать. Так нет, брат, шалишь! На мотовство денег, хоть бы и были, так не дам. Нам пышности не нужно: чем скромнее, тем лучше. Коли понадобится что к свадьбе, так, говорю, у казначея вперед возьми, – не откажет. Говорил он с Верочкой или нет?
Анна Павловна. Нет еще.
Оброшенов. Так сегодня скажет. Да неужто она спит до сих пор?
Анна Павловна. Нет, должно быть, встала.
Оброшенов (у окна). Верочка!
Голос Верочки за сценой: «Сейчас, папаша! Я одеваюсь».
Ну как же, есть мне время тебя дожидаться! Высунь сюда рыльце! (Верочка выглядывает из окна, он ее целует.) Не спи долго, жениха проспишь! (Идет к калитке и читает.) «В сем доме отдаются три комнаты в мезонине».
Входит Гольцов.
А, Саша, здравствуй! Верочка! Саша пришел! (Уходит.)
Верочка за сценой: «Подождет, я еще не причесана!»
Анна Павловна и Гольцов.
Анна Павловна. Садитесь!
Гольцов садится.
Что вы скучный такой?
Гольцов. Дела плохи-с.
Анна Павловна. Стыдитесь! Разве женихи скучают?
Гольцов. А вы уж знаете?
Анна Павловна. Сейчас папенька сказывал.
Гольцов. Он-то меня обнадежил; не знаю, как Вера Павловна!
Анна Павловна. Это вы ее-то боитесь?
Гольцов. Не то что боюсь, а как-то робко. Ну, как Вера Павловна мне откажет!
Анна Павловна. Быть не может.
Гольцов. Дай-то бог! Смелости у меня нет, боюсь с барышнями разговаривать, очень я неловок.
Анна Павловна. Ведь разговариваете же вы?
Гольцов. О пустяках разговариваю, а как сказать, что влюблен?
Анна Павловна. Ничего, не робейте! Это не так страшно, как кажется. Только и горя у вас?
Гольцов. Нет-с. Никак не могу денег достать, а мне очень нужно.
Анна Павловна. На что вам?
Гольцов. Этого я не могу вам сказать-с; а только до зарезу нужны, хоть живой в гроб ложись.
Анна Павловна. Живете вы аккуратно…
Гольцов. Очень аккуратно-с, и в трактир никогда не хожу.
Анна Павловна. Много ли вы в год жалованья получаете?
Гольцов. Уж теперь полные триста рублей получаю.
Анна Павловна. Чего ж вам еще?
Гольцов. Не стал бы я напрасно говорить-с. Ей-богу, нужно-с, а достать негде.
Анна Павловна. У нас теперь тоже нет; мы сами нуждаемся.
Гольцов. Да верно ли это-с?
Анна Павловна. Что верно ли?
Гольцов. Что у Павла Прохорыча денег нет? Мне все говорят, что у него денег много, только он скупится, дать не хочет. А кабы он знал, какая мне надобность!
Анна Павловна. Как же вы можете сомневаться? Неужели мы вас станем обманывать!